Действие происходит в г.Верденбрюк, Германия, в апреле 1923 года. Послевоенное время, политический раскол, бешеная инфляция, разорение промышленников и процветание спекулянтов - об этом вы можете прочитать в учебниках истории либо в романах Ремарка. Наша повесть немного о другом..
Пролог. Изабелла
Над лесом стоит туманная багровая луна. Человек, мнящий себя стеклянным, неслышно проходит мимо. Теперь он может выйти: солнце уже не превратит его голову в зажигательное стекло. Но из осторожности он все же надел глубокие калоши – вдруг будет гроза, а она для него опаснее, чем солнце.
Изабелла сидит рядом со мной на скамье против флигеля для неизлечимых душевнобольных. На ней обтягивающее фигуру платье из черного полотна, на босых ногах золотые туфли с высоким каблуком. Сегодня она – Изабелла, я это сразу вижу.
– Рудольф, – говорит она, – ты опять меня покинул. А в прошлый раз обещал остаться здесь. Где ты был?
Рудольф? Слава тебе Господи, думаю я: если бы она сегодня вечером назвала меня Рольфом, я бы этого не вынес.
– Там, где-то в городе.
Я чуть не сказал: в городе у сумасшедших, но вовремя удержался.
– Я тебя искала сегодня ночью. Светила луна – не такая, как вон та – багровая, тревожная, которая лжет, нет, другая – прохладная, ясная, ее пить можно. Сначала ее даже не очень ощущаешь, только потом чувствуешь, как она начинает в тебе поблескивать. Она светит прежде всего из глаз. Но света зажигать нельзя - она померкнет.
– А как ее пьют? – спрашиваю я.
– Ночью нужно открыть окно и подставить под лунный свет стакан с водой – вот так. – Она вытягивает руку. – И луна попадает в него. Ее видно в нем, стакан становится светлым.
– Она просто отражается в стакане
– Отражается? Что ты хочешь этим сказать?
– Отражение – это картина в зеркале. Можно отражаться во многих предметах
– Ты уверен, Рудольф?
– Совершенно уверен.
– Я – нет. А что делают зеркала, когда они одни?
– Отражают то, что есть.
– А если ничего нет?
– Так не бывает. Всегда что-нибудь да есть.
– А ночью?
– Темноту, – отвечаю я не очень уверенно.
Между бровей у Изабеллы появляется морщинка.
– А куда же оно тогда девается?
– Что именно?
– Да изображение! Другая сторона. Что же, оно прыгает обратно в нас?
– Этого я не знаю, – говорю я, жалея, что затеял весь этот разговор.
Изабелла чем-то вдруг взволнована. Я не знаю, что мне сказать, чтобы успокоить ее. Ссылкой на физические законы ее не убедишь, да в эту минуту я и сам не так уж уверен в их незыблемости.
– Где оно, Рудольф? – шепчет она и жмется ко мне. – Скажи мне, где оно? Неужели везде осталась какая-то часть меня? Во всех зеркалах, в которые я смотрюсь? А сколько я видела их! Не сосчитать! И неужели я в них во всех разбросана? И каждое что-то у меня отняло? Тонкий отпечаток? Тоненький ломтик меня? Если все эти куски лежат погребенными в тысячах и тысячах зеркал - как их вернуть? Они пропали, пропали навсегда! Мы стерты, мы как статуи, у которых соструганы лица. Где мое лицо? Мое первоначальное лицо? То, которое было у меня до всяких зеркал? До того, как они начали обкрадывать меня?
Грудь Изабеллы бурно вздымается. Лицо ее бледно. В прозрачных глазах поблескивает багровый отблеск луны.
– Пойдем, – говорю я, – нам пора.
Но она противится и качает головой. Ее волосы касаются моего лица, и я вдруг снова испытываю глубокое изумление от того, что за границами этого тесного мирка существует огромная действительность, живущая по совсем иным законам, и что эта головка видит все по-иному, чем я, – каждое дерево, каждую звезду, любые отношения между людьми и даже самое себя. В ней заключена другая вселенная. И на миг все перемешивается в моем мозгу, и я уже не знаю, что такое подлинная действительность – то, что я вижу, или то, что видит она, или то, что бывает без нас и чего мы никогда не познаем, ибо в данном случае происходит то же самое, что с зеркалами, они тут, когда мы тут, но отражают всегда только наш собственный облик. Ни за что, ни за что не узнаем мы, каковы они, когда остаются одни, и что кроется за ними; ведь они – ничто, и вместе с тем они же способны отражать, поэтому должны быть чем-то; но никогда не выдадут они своей тайны.